Наши из похода
Некрасов
стоял с директором СЮТура Булановым на
площади Мира, делясь
планами и проблемами. Некрасов
собирался идти на Великую, затем
впасть в Чудское озеро, отдохнуть
на одном из островов, вернуться в
Псков, осмотреть местный Кремль,
посетить ближайшие монастыри и
оттуда — в Москву.
— Никто на Великую не собирается? — наконец, напрямик спросил
Володя.
— Опять кому-нибудь на хвост хочешь
сесть? — хитро
подмигнул
Буланов.
— Почему на хвост, — обиделся
Володя. — Байдарки дашь?
— Дам,
конечно. Когда я тебе не давал?
Глава 1
Я строил планы съездить с дочерью в Крым, но мать ее не пускала: там было неспокойно.
— А в нашей полосе? — предложил я.
Наталья спросила, где конкретно. Я назвал реку Великую, расписал пушкинские места, и она, к моему удивлению, согласилась.
Аню я уговорил без труда. Узнав, что мы идем в поход, дочь вздохнула:
— Ну, хорошо.
Мы сходили в спортивный магазин и купили ей рюкзачок.
Возвращаясь вечером с огорода, я заметил в окне Некрасовых свет и заглянул на огонек. Я позвонил, реакции не последовало, я просто вошел.
На кухне хозяйничали амбалы. В центре грузно сидел Сережа Саушкин. Если бы не алая лента у него на шапке, можно было смело писать картину “Военный совет в Филях”. Я подумал, как бы появиться наиболее подобающим образом, вспомнил, что на майке у меня японский каратист, летящий пяткой вперед, и с криком:
— Й-й-я-а-а-а!!! — распахнул дверь.
Меня сразу признали своим и предложили табурет.
— Вы с нами идете? — с уважением спросил Юра Щербаков.
Некрасовы приехали за день до отъезда, вечером. Их встретили на автобусной остановке, разобрали вещи. Антону дали пластмассовое ведерко с протертой черникой, и он шел, весело размахивая им по дороге. В какой-то момент ручка тихо оторвалась, и ведерко полетело на землю.
Все остолбенели.
— За ложками бегите! — не растерявшись, скомандовал Некрасов.
Прохожие оглядывались…
— Никогда не думал, что так вкусно есть с земли, — сказал Костя.
Дома хозяев ждало новое испытание. Вместо крана в ванной зияла дыра, под раковиной лежали аккуратно сложенные инструменты и детали.
— Кто трогал канализацию? — спросил Некрасов.
— У вас не работало, — солидно пробаритонил Юра Щербаков.
— Я спрашиваю, кто трогал канализацию?!
— Это не я! — закричал Щербаков. — Шитов первый!
В результате Некрасов до трех часов ночи чинил канализацию, а в шесть утра бродил по квартире, пытаясь собрать вещи в дорогу.
Глава 2
В которой Косте делают искусственное дыхание, а Миша Бочаров и Юс бегут за байдаркой.
На Большой Волге в ожидании электрички играли в “Слона”. Костю ранили в ягодицу, и на какое-то время он утратил способность ходить. Его внесли на платформу, бросили на груду рюкзаков.
— А давайте ему делать искусственное дыхание!
— О-о-ох! — застонал Костя, полный самых неприятных предчувствий.
Его спасла электричка. Она выскочила из-за поворота на Дмитровском шоссе и уже мчалась к платформе, когда Сережа Саушкин заметил, что нет одной байдарки.
— Кто?! — страшным голосом спросил Некрасов.
Юра Щербаков застенчиво потупил взор.
Первым оправился от замешательства Миша Бочаров.
— Побежали, Юс! Успеем! Владимир Васильевич, мы вас в Москве догоним!
В Москве я чуть-чуть не потерялась. Не потерялась я потому, что увидела длинный как сигара рюкзак. Я по нему ориентировалась. Потом толпа кончилась, мы перешли дорогу и устроили привал.
Ребята прибежали на Павелецкий вокзал за минуту до отхода поезда. Первое слово было:
— Пить!
Второе:
— Еще...
…И когда поезд поехал, и я впервые ела шоколадное масло…
Глава 3
В которой ребята поют и зарабатывают настоящий американский доллар, спят на вокзале в непринужденных позах, а утром доезжают до реки за десять рублей и бутылку водки.
Некрасов достал гитару, Сережа Саушкин пустил шапку по кругу. Моряки, искавшие вагон-ресторан, остановились, сели слушать, а на прощанье положили в шапку червонец и доллар. Некрасов долго отказывался, особенно от доллара, говорил, что за деньги не поет, или, в крайнем случае, готов взять червонец, но не доллар, а моряки возвращали зелененькую бумажку назад. Я подумал, что Володя боится, что его примут за фарцовщика, и предложил сфотографироваться на фоне доллара всем, чтобы разделить ответственность. Но Володя возразил, что за групповое больше дают, и я отозвал свое предложение.
На станцию Пустошка прибыли в полночь. Амбалы, порезвившись, заснули на груде рюкзаков, в самых живописных позах. Маша с Ладой ходили, всматриваясь в лица, как русские женщины в старину бродили по полю битвы. Вот Шитов с лицом Девы Марии после непорочного зачатия, вот Сережа Саушкин прижимает ускользающую буханку хлеба, вот зародыш Коля...
Утром доехали до реки за пятнадцать минут, десять рублей и бутылку водки. Некрасов задержался в Пустошке, с водителем рассчитывался Теглев.
— Здесь десять километров, — втолковывал Сергей. — Следовательно, десять рублей. Логично?
— Логично-то оно логично...
— Вот еще бутылка водки. Логично?
— Логично, — согласился водитель. — Но если бы знали, что так мало будет, не поехали...
На обед слетелись осы. Костя стоит, такой, как Чиполино, который много лет проходил по свету в одной одежде.
— Осочка! Не надо меня жалить!
Бросил кашу и убежал.
Мише Бочарову они тоже мешали, он морщился, но терпел. А Дима Белов взял мисочку и спустился к воде. Осы ведь воды не любят.
Глава 4
В которой нас спасает теплая банька.
Мы поели, стали собирать байдарки. Потом поплыли. Сначала мы были самые последние. Но потом мы перегнали Сережу Саушкина. Мы его обогнали благодаря тому, что он не греб, гребла одна Лена, но она гребла слабо.
— Вы посмотрите, сказала Лена, на что это похоже!
Мы ответили:
— А ты сядь в такое положение, как он, и он сразу начнет грести!
Потом мы потихонечку стали догонять остальных. Я уснула. Когда папа меня разбудил, шел дождь. Мне очень захотелось домой...
Дождь усиливался. Надо было остановиться и сменить одежду. Мы остановились, Сергей пошел выяснять, где тут можно спрятаться от дождя, и вскоре вернулся:
— Пойдем. Я тут баньку нашел.
Дверь была нараспашку. Мы остановились в предбаннике. Дальше начиналась невыносимая жара. Я достал котелок с кашей.
— Какая каша вкусная! — сказала Аня.
— А в обед отказалась, — довольно усмехнулся я.
— Я же не знала, что она с тушенкой, — серьезно возразила дочь.
— Ну, согрелись? — спросил Сергей. — Тогда поехали. А то у меня дочь без теплой одежды...
Через два поворота реки с левого берега дружно закричали. Нам показали, куда лучше пристать, чтобы не снесло течением. На камне у самой воды, словно русалочка Андерсена, ждала Аня Теглева.
Глава 5
В которой Костя читает брошюрку о вреде алкоголизма, дядя Сережа курит козью ножку, ребята морально разлагаются, и целый день идет дождь.
Мы простояли на первой стоянке почти двое суток. Дождь сеял и сеял. Казалось, вот-вот он иссякнет. И тогда дождь начинался вновь.
— Теперь так и будет сеять, — пообещал Сергей.
Антон пел под гитару садистские куплеты. Костя, задумчиво подперев лоб, читал брошюрку о вреде алкоголизма. У ребят кончились сигареты, и они стали курить сушеные листья. Трава травой.… Наконец, Дима Шитов не выдержал, подошел к Теглеву и спросил со смирением:
— Дядя Сереж, дайте табачку.
— Кому, — последовал ответ.
— Мне.
— Зачем.
— Курить, — упавшим голосом сказал Дима.
— А ты умеешь? — поинтересовался Сергей.
— Умею! — с вызовом ответил Шитов.
— Табак ты переводить умеешь, — проворчал добрый дядя Сережа, скручивая самокрутку.
— Подойди ты, — предложил Шитов Коле Лапшину. — Он тебе скорее даст.
Коля посомневался, но подошел и нагло потребовал:
— Дядя Сережа, дайте табачку!
— Что?! — изумленно воскликнул дядя Сережа.
Коля отскочил...
— Что сказал?
— Да у него табак не той системы!
Коля сделал из дерева курительную трубку. Некрасов бегал за ним по поляне, устал, но так и не догнал. Моральное разложение продолжалось. Коля достал из рюкзака средство от тараканов. После сеанса токсикомании ребята вываливались из палатки с ошалевшими глазами, изображая нечеловеческий кайф. Костя, по очереди заключая березы в объятья, уверял:
— Рекомендую, господа — самый сок...
Глава 6
В которой Юра Щербаков получает удар прямо в желудок, а Маша играет на обед, ужин и завтрак, а Дима с Костей находят хорошую стоянку.
К полудню небо просветлело, и сквозь облака проступил диск солнца. Едва вышли — Темсон пропорол байдарку. Пока клеили, снова начался дождь, потом ливень, наконец, гроза. Мы перестали делать из весел громоотводы и переждали грозу в сарае. Девочки и дети, между тем, остались в деревне, у бабушки с дедушкой, у которых покупали сметану.
— Маш, чем кормили? — дружелюбно поинтересовался Юра Щербаков.
Маша искусно описала трапезу, не забыв упомянуть, что картошка была со сметаной, и ее было так много, что все просто давились и половину оставили на тарелках. Юс застонал. Удар пришелся прямо в желудок!
Миша Бочаров придумал для Маши игру: глядя в зеркальце, сказать без смеха: “Ах, какая я красивая, и кому же я достанусь!”. Маша с трех попыток проиграла обед, ужин и завтрак. Сереже Саушкину Миша придумал игру другую: “Ах, какой я толстячок, и скоро стану еще толще!”. Шитову надо было сказать: “Ах, какой я замечательный художник, Микельанджело мне в подметки не годится!”. В отличие от Маши, ребята подошли к задаче со всей ответственностью и произнесли свои фразы ни разу не улыбнувшись.
Оказалось, что Дима Белов и Коля нашли хорошую стоянку. На этой стоянке, как сказал Дима, они два часа разжигали костер, но так и не разожгли.
Дима сделал на ней “тарзанку”. Паша даже ел на “тарзанке”.
Я ступил на берег и вместе с берегом рухнул вниз, уйдя по пояс в воду.
— Папа! — вскрикнула дочь.
— Пепя-пепя... — рассердился я.
Костя, наблюдавший за этой сценой с берега, весело хмыкнул.
Глава 7
В которой дядя Сережа рассыпает табак и ругает государство, в котором нельзя купить сигареты, Коля Лапшин открывает клуб нудистов, а Костя Гумен стреляет из деревянного пулемета.
Пошла одна волна другая, берега стали расходиться, и мы вошли в озеро. Остановились в камышах. Навстречу шел парень с лодкой-плоскодонкой под мышкой.
— Рыба есть? — спросил Сергей.
— Когда как, — уклончиво ответил парень.
Сергей дважды сворачивал козью ножку и дважды рассыпал табак. В стране в самом разгаре был табачный кризис.
— Проклятое государство! — в сердцах вскричал Теглев...
Костя нашел среди обрезков дерева пулемет и залег с ним на берегу, над обрывчиком.
— Подожди! — закричал Шитов, подбежал, путаясь в полах шинели, и залег вторым номером.
— Каску! — рявкнул Костя.
Ему положили на голову детскую мисочку. Она пришлась ему впору.
— “Память”, — мрачно пошутил Гасилин.
— Ну, где эти туристы? — проворчал Шитов.
Они начали фантазировать.
— Кто это там плывет? — фантазировал Дима. — Кто это такой маленький? А-а, Владимир Васильевич! Ну-ка, дай ему по очкам! Что это он на дно лег? Притомился...
— А это кто за ним? Дядя Сережа! Дай ему по веслу! — обрадовался Костя.
— Нет, лучше выбьем у него самокрутку!..
Глава 8
В которой дядя Володя Некрасов с утра не может найти дорогу к костру, Коля с Димой Беловым гоняются с “пшикалкой” за осами, в нашей байдарке слышится странный треск, а Дима Шитов делает себе рога и пугает девочек.
Дима Шитов остался ночевать у костра. По мере того, как костер догорал, Дима подползал к нему поближе. К утру костер выгорел окончательно. Дима проснулся и, стуча зубами, пошел будить дежурных:
— Вставайте, костер пора разводить!
Когда разбудили Юса, он с хилым и очень смешным лицом пошел к костру. Потом разбудили дядю Володю Некрасова. Лена долго и упорно объясняла дяде Володе, как пройти к костру. Мы позавтракали, собрались и поплыли на новую стоянку.
— Причаливайте, — послышался голос с берега. Так близко, словно человек был рядом. Но никого не было видно. Странное ощущение. Голос женский. Мне вспомнились сирены, погубившие Одиссея.
— А что там? — успел спросить Теглев, прежде чем нас снесло течением.
— Дом, — отозвался другой голос, мужской.
Мы сделали маневр и пристали к берегу чуть ниже. Поднялись наверх. Там действительно стоял дом. И никого вокруг.
Мы не спеша направились к дому. Это оказалось чем-то вроде общежития. На тумбочке лежала книга отзывов. Яблоки, о которых в ней отзывались с большой похвалой, были, видимо, съедены до нас. Неведомые странники благодарили неведомого хозяина за яблоки. Было в этом нечто таинственное.
Рядом с поляной, на которой мы остановились на обед, богатые плантации брусники и необыкновенное количество ос. Лада написала себе фломастером на ногах: “Я невкусная”. Коля с Димой Беловым бегали по поляне, гоняясь за осами с пшикалкой — средством против тараканов. Белов смешно подпрыгивал, веселя девочек. Аня Теглева наблюдала за ним со странной улыбкой. А когда они с Колей, наконец, остановились, подошла к Диме и тихо сказала: “Белов. Ты больше так не прыгай”.
От валунов, стоящих посреди реки, узким клином расходятся мощные волны. Вцепившись в дно, валуны упорно идут против течения...
...Я прислушался. Какой-то тихий треск. Где-то рядом, в байдарке. Перестали грести. Треск прекратился.
Поплыли — снова затрещало. Что за чудо!
— Это я баранку ем, — догадался, наконец, Пашка. — А когда перестаем плыть, тоже прислушиваюсь и перестаю есть.
— А-а! То-то я слышу — звук от тебя идет! Неужели, думаю, это у тебя в голове!
— Не-эт! — засмеялся Пашка.
— Да нет там у него ничего, — возразил дядя Сережа. — Нечему трещать. Одна баранка. Она и трещит!
Мы приплыли на очень хорошую стоянку. Я ловила на ней бабочек. Когда стало темнеть, мы все столпились у костра. Дима Шитов обмотал себе голову бинтом, сделал как-то лосиные рога и пугал девочек.
Глава 9
В которой появляется Сфинкс, а Дима Шитов запоздало вспоминает, что его укусила Маша.
Утром Сергей учил Диму Белова рыбацким премудростям. Дима почтительно обращается к нему “папа Сережа”. Саушкин, не знакомый с историей вопроса, взял было “папу Сережу” на вооружение, но ему указали на исключительные права Белова.
Мы плыли-плыли, и вдруг кто-то, я уже не помню, кто, то ли дядя Сережа, то ли Аня Теглева, то ли папа, сказал:
— Смотрите, какая пирамида!
Рядом с пирамидой был лев: тело львиное, а голова человеческая.
Я думала, мы пообедаем и поплывем дальше. Но оказалось все не так. Мы остались здесь ночевать, и я была этому очень рада.
Вечером у Шитова поднялась температура. Его спросили, что он ел накануне. Оказалось, что ничего особенного, но третьего дня, когда он был дежурным и кормил Машу с рук капустой, Маша прокусила ему указательный палец. Все попытки лечения Дима категорически отверг, а когда подействовал анальгин, взял ручку и написал в путевой журнал Лады: “Спасибо вам, уважаемые знахари и знахарки! Вопреки вашим стараниям, я еще не откинул копыта и, кажется, иду на поправку. В твоей аптечке, Лада, нет ни хрена ценного, кроме ментолового карандаша, которым я иногда приправлял сигареты...”
Глава 10
В которой встречается молодой дубок с резными листьями.
Продукты на исходе, ужин Володя раздает сам.
— Подожди, Лена, тут еще... Вам ведь на двоих нужно...
— А на троих можно? — деловито уточняет Лена.
— Как, вас уже трое? — ошарашено спрашивает Некрасов.
Так мы плыли, плыли, уже не помню, кажется, до полвосьмого, и нашли очень хорошую стоянку. Там был стол, разрушенная банька, и рядом с банькой лежали грабли.
Папа сказал:
— Вот и хорошо, будем теперь все убирать.
— Не смотри в эту сторону! — зашептала дочь.
— А что такое?
— Там дубки!
— Ну и что?
— Мальчишки увидят! Курить опять начнут!
Глава 11
В которой мы снова оказываемся в Пустошке, Некрасов встречает “известного барда”, а Миша Гасилин гасит костер.
Утром я долго и упорно будила папу на завтрак: и щелчками, и щекотками, но, наконец, он сказал:
— Ань, отстань.
Я сказала:
— Пап, вставай.
А он сказал:
— Вставай сама, а меня не буди.
Я встала и пошла завтракать. Сначала я подумала: ну и пусть папе не достанется, сам возьмет за себя. Но потом заметила, что каша кончается и компот, который разливали, быстро исчезает. Я пожалела папу и взяла за него и компот, и кашу. На него это как будто подействовало, и он сразу встал.
Полтора часа на автобусе — и мы снова в Пустошке, откуда ушли неделю назад. Антон Обрезчиков рвался в Пушгоры, как и обещали вначале, но всем уже было “до лампады”, и Антону ничего не оставалось, как обуздать свою волю и смириться.
Ужин готовили трижды. Первый раз приготовление ужина прервала железнодорожная охрана: оказалось, что на путях разводить костры нельзя. Во второй раз костер потушил Миша Гасилин, нечаянно вылив на него котел с водой.
— У меня фамилия такая, — оправдывался Миша.
Когда гречка с тушенкой была готова, многие уже спали. Костя попытался накормить спящую Машу, Маша рефлексивно дрыгнулась, и миска с кашей полетела на пол.
— Ты! —возмутился Теглев.
Костя посмотрел на дядю Сережу умными глазами, покорно взял ложку и стал есть прямо с пола.
— С ума сошел? — смягчился Сергей. — В области холера…
Когда мы пришли на вокзал, мне ужасно захотелось спать. Я чуть-чуть посидела и сказала:
— Пап, дай мне коврики.
Он ответил, что не знает, где коврики.
— Может, тебе постелить спальник?
Я сказала:
— Давай.
Папа постелил спальник, и я легла спать. Заснуть я не могла, потому что дядя Володя Некрасов очень громко играл на гитаре и очень громко пел. Я встала, походила-походила и снова легла. На этот раз я заснула крепко. Меня разбудил папа:
— Вставай, скоро поедем.
А громко пел дядя Володя потому, что в одном из пассажиров, ждавших поезда, ложно узнал известного барда. Дяде Володе пришла в голову замечательная мысль: взять у барда гитару и спеть. Бард послушает-послушает и сам захочет. Тогда Володя спросит: “А вы Визбора знаете?”. Завяжется разговор...
— А вы “Атлантов” можете? — спросила жена “барда”.
У дяди Володи сразу пропало вдохновение.
— Я “Атлантов” не играю, — оскорбился он. — На, Антон, побренчи немножко...
Глава 12
В которой Аня встречает наших из похода, а Костя пишет письма из Харькова, жалуясь, что ничего не понимает.
В Дубне спрашиваю Аню:
— Понравилось?
— Понравилось! Не понравилось, что в байдарке стоять нельзя.
— Поедешь еще?
— Не-эт!..
Но еще долго вспоминала поход. Один раз с гордостью сказала:
— А мы сегодня с бабушкой наших в автобусе видели! Из похода.
В сентябре я встретил Антона. Он шел в книжный магазин, чтобы купить в подарок Косте какую-нибудь книгу на день рождения и послать ему в Харьков. Я спросил, как он там. Антон ответил, что Костя жалуется в письмах на ужасные трудности в учебе, пишет, что ничего не понимает и хочет назад в школу. Я вспомнил, что в “Эврику” завезли Носова и посоветовал послать Косте “Незнайку на новом месте”.
Август-сентябрь 1990