Путешествие на остров Cвятой Елены
Когда выпал первый снег, мы с Некрасовым вдруг заметили, что лето, бесконечное как жвачка, давно кончилось и осень кончилась и пора становиться на лыжи. Недели через три-четыре, после январской оттепели звонит Некрасов:
— Ты сейчас здесь?
Я Володю давно знаю, поэтому не удивился.
— Здесь, — говорю.
— Как там у тебя дела?
— Лучше всех.
— Тебе хорошо, — вздохнул на другом конце провода Володя. — Рванём до 2-й сторожки?
Я достал из кладовки старые лыжи-деревяшки, натёр парафином, оделся и отправился к Некрасову на площадь Космонавтов.
Володя поинтересовался, как погода. Я рассказал ему всё, что видел: что погода хорошая, лыжная, что у школьников физкультура, что на дереве теперь никто не ездит, у всех пластик, и все ходят коньковым ходом, и лыжни, следовательно, в лесу нет, а на головах вместо лыжных шапочек теперь носят модные чулки с надписью “Нирвана”.
— Значит, не рваные, — пошутил Некрасов, но насчёт погоды не поверил и полез в форточку убедиться сам.
Голова у него большая, как у Ленина, ума много, а форточка узенькая. Как он в неё пролезает, для меня загадка.
Володя убедился, что погода хорошая, спустился с форточки и стал собираться. Пока он собирался, я с удивлением узнал, что мы едем не в лес, а на море.
По дороге Некрасов рассказывал про детей:
— Я Илье говорю: “Хватит “Колобка” читать, возьми что-нибудь серьёзное, через два года вы уже будете “Преступление и наказание” изучать, а ты всё колобок да колобок”. На следующий день вижу — “Преступление и наказание” читает. “Илья, всё понятно?” — спрашиваю. “Всё, — говорит. — Там этот старушку топором убил...”
Мы поднялись на дамбу, отделяющую Левобережье от Московского моря. Ветер гнал вдоль берега по твёрдому насту снежную пыль.
Навстречу шёл рыбак.
— Ну, вы выбрали время! — сказал он. — Час назад ещё тихо было. А сейчас вон какой ветер поднялся.
— До острова Святой Елены далеко? — застенчиво спросил Некрасов.
Мужик посмотрел на него с удивлением, как будто узнал кого-то, кого не ожидал встретить воочию, потом понял, что ошибся, и сообщил, что отсюда километра четыре будет.
И мы поехали. Дубна — это место, где мысль о том, что Земля круглая, кажется само собой разумеющейся и очевидной. Дубненский человек радуется любому бугорку, любой кочке, на которую можно вобраться и потом съехать. Что уж говорить о морях, которые по определению должны быть плоскими. Но наше море не таково. Особенно, например, в прошлом году, когда уровень воды снизился настолько, что почти везде, за исключением фарватера, лёд опустился на неровное морское дно...
Так, рассуждая и размышляя, мы достигли места, где были год назад. Я узнал его далеко не сразу; Некрасов сразу, но когда уже было недалеко. Мы устроились на застывшем в падении дереве с подветренной стороны острова и выпили кофе из термоса. Некрасов достал откуда-то пирожки. Тишина стояла необыкновенная.
— Белое безмолвие, — заметил я.
— Богатырская наша сила! — одобрительно отозвался Некрасов.
— Мы-то на дереве едим... А князь с дружиной — на серебре!
— Красиво говоришь, — подколол Некрасов. — А в мировом масштабе можешь?
— Могу, конечно, — снисходительно ответил я. — Человеку свойственно чувствовать себя частичкой Вселенной. Особенно нам, русским.
— Почему? — заинтересовался Володя.
— А потому, что философия космизма родилась именно у нас, в России! Циолковский, Чижевский... Вернадский! Все, правда, с польскими фамилиями, но всё равно — свои, наши...
— Калужские мужики! — обрадовался Некрасов...
Когда шли до острова, ветер дул в лицо, назад — тоже. Потом опять сменил направление и зашёл сбоку.
— Сдувает! — сообщил я.
— Сила Кориолиса! — туманно объяснил Володя.
У пляжа ветер пропал совсем. До лестницы оставалось — рукой подать. Некрасову захотелось поставить точку в конце нашего путешествия. Он огляделся, никого, кроме рыбаков, поблизости не заметил и поставил. Я подумал, что он прав, и последовал его примеру.
— Ну? — торжествующе сказал Некрасов. — И зачем куда-то ехать в Альпы за 600 долларов, когда у нас в тысячу раз лучше?
В этот момент я был с ним совершенно согласен.