А. А. Расторгуев

В гостях у Эн

Матерый человечище
Некий Эн очень любил ходить в походы. Бывало, вернется из похода, посмотрит на себя в зеркало — и не узнает. Что за глыба? думает. Что за матерый человечище? Ну, кого можно поставить в Европе рядом с этим мужиком? Некого!

Палитра
Эн в душе был художник. Иногда он рисовал в своем воображении потрясающие полотна. По генам его талант перешел к детям. Разбирая художества своих сыновей, Эн с гордостью замечал:
— Моя палитра!
И незаметно откладывал в сторону родительский ремень.

Любимая жена
У Эн была любимая жена. Он любил с ней петь Визбора. Ему нравилось, как она поет: "Ты мое желание, утро мое ты раннее...". И он тихонько подпевал: "Я твое желание, утро твое я раннее..."

Петухи
Эн вставал с петухами. И петухи эти были жареные.

Ноты
Эн умел играть на гитаре и знал ноты. Но ноты не знали его. И поэтому Эн, будучи деликатным человеком, играл без нот, одними аккордами.

Друзья
У Эн было много друзей. Бывало, выйдет в майке во двор и спросит у первого встречного:
— Будь другом, дай закурить.
И еще одним другом у него становится больше.

Физика
Эн очень любил Физику. И Физика его любила. Она наполняла его бесценным даром — Энергией. Энергия бурлила в Эн и переходила из одной формы в другую. Когда Эн ложился спать, она становилась потенциальной. Утром, когда он, как бурный поток, бежал на работу, она превращалась в кинетическую. Но капэдэ на работе был низкий, поэтому вся работа уходила в тепло. Эн знал, что тепло не вернуть, и щедро дарил его людям. И все отмечали, что у Эн даже в самые трескучие морозы дома тепло.

Когда у Эн все дома
Однажды у Эн все были дома. Через пять минут Эн схватился за голову.
— Я сейчас сойду с ума! — вскричал он. И потом признавался, что лучше чувствует себя, когда у него не все дома.

Эн и женщины
Эн очень любил женщин. Ho не умел... 

Сдача
Эн часто забывал сдачу. Зайдет в магазин, купит чего-нибудь, а потом бежит назад — тресь кулаком по столу:
— Дайте мне сдачи!
И ему всегда давали.

Есть!
Помимо своих детей, у Эн было много детей от других родителей. Он их называл амбалами. Амбалы приходили к нему домой и ели. Эн терпел-терпел, да как не вытерпит:
— Отставить!
А они, как по команде:
— Есть!

Куриное яйцо
Как-то Эн достал из холодильника куриное яйцо, тщательно прокипятил его и крутанул на столе. Яйцо бешено завращалось.
— Вареное, — похвалился Эн, счистил скорлупку и съел.
— Круто! — облизнулись амбалы.

Музыка
Соседи знали, что Эн очень любит музыку. Однажды к нему пришли соседи с третьего этажа и попросили помочь им перенести пианино.
— Увы, — ответил Эн. — Я действительно люблю музыку, но не переношу пианино.

Автора!
Еще в утробе матери Эн любил слушать, как поют, собравшись, его родственники, и незаметно пристрастился к самодеятельной песне, иногда тихонько им подпевая. Когда Эн появился на свет, врачи были поражены: младенец кричал ... "Автора! Автора!".

Осторожно, двери закрываются
А вот реальная история. Эн часто звонили по телефону: "Это Большая Волга? Когда отходит электричка?". Однажды спросили:
— Это электричка?
Трубку взяла старшая дочь.
— Да, — сказала она. — Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка — платформа Карманово!

Кто такой Эн
— Пап, а кто такой Эн? — спросила младшая дочь Эн.
— Ну, понимаешь, — начал издалека Эн. — Вот вы в школе родную литературу проходите?
— Проходим, конечно!
— Ну, вот, а когда мы проходили, учительница нам объясняла так: лирический герой — это сам поэт и нечто большее. Ну, поняла теперь?
— Ну, поняла, — доверчиво кивнула дочь. — Хотя вообще-то не очень. Пап, а ты поэт?
— Ну, понимаешь, — начал издалека Эн. — Про себя я этого сказать не могу. Это было бы нескромно. Но мне кажется, что каждый человек уже немного поэт. Ну, поняла теперь? — задушевно заключил Эн.
— Поняла, — кивнула дочь. — Хотя все равно непонятно. Когда ты говоришь, все понятно, когда перестаешь говорить ничего не понятно!
— Что тут непонятного? — с досадой сказал Эн. — Эн — это сам Эн и нечто большее!

Небылицы
— Приходит ко мне домой, как лазутчик, а потом сочиняет про меня всякие небылицы! — сердится иной раз Эн.
А сам так привык к анекдотам про себя, что когда они кончились, стал сочинять сам.
Однажды утром собрал Эн своих детей, построил в шеренгу и пошел с осмотром, как Черчилль, внимательно вглядываясь в лица:
— Так, это мой... Это мой...
Дошел до самого маленького, лохматенького, в двух трусах и одной майке — и оторопел.
— А это кто? Саньк, ты, что ли?
— Я, конечно! — крикнул маленький.

Король шпионов
Приснилось Эн, что он Сидней Рейли, король шпионов. Стрельба по кустам, ухаживание за красивыми женщинами — все это так пришлось ему по вкусу, что он не заметил, как его схватили и стали пытать:
— На кого ты работаешь?
— А я вообще не работаю!
Это так поразило контрразведчиков, что его сразу отпустили. Проснулся Эн у себя в постели и думает: хорошо, что я не работаю, а то бы сейчас здесь не лежал.

Говорящая селедка
Однажды Эн попросили выступить в школе. А галстука у него не было. Любимая жена Эн нашла в кладовке старомодный капроновый галстук.
— "Селедка"! — обрадовался Эн (так эти галстуки в шестидесятые годы называли.)
Пришел в школу, стал выступать — все слова забыл! А селедка ему и говорит человеческим голосом:
— Отпусти меня, любое твое желание исполню.
Пообещал Эн, селедка ему все подсказала, и заканчивал Эн под бурные аплодисменты. На следующий день вспомнил про обещание, хотел селедку отпустить, а она с ним больше не разговаривает. Так и не понял, правда это была говорящая селедка, или заколдованная красавица.

Голубые города
Однажды Эн ехал из Москвы в голубом вагоне домой. А к нему подсел голубой человек. И до самой Дубны угощал его разными нестандартными историями. Эн ржал всю дорогу, не догадываясь, что за ним ухаживают. А когда приехали, догадался. Голубой человек так и сказал: “Приехали”. С тех пор Эн перестал ездить в голубых вагонах и разлюбил хорошую песню “Голубые города”.

Новый этнос

Эн много раз предлагали съездить в Америку, но тот каждый раз отказывался. Я ему посоветовал:
— Езжай. Людей посмотришь, себя покажешь.
— Да, — сказал он, — а через год придёт сообщение Ассошиэйтед Пресс: “В Америке родился новый этнос”...

Когда нет напряжения

Раз, вернувшись домой, Эн застал картину: телевизор стоит лицом к стене, задняя панель снята, по полу разбросаны разные детали, а из телевизора выпирает стриженый затылок бывшего воспитанника Юса, главного Шпунтика всех туристических сборов.

— Юс, а теперь скажи: зачем ты телевизор разобрал? — спросил Эн.

— Какой телевизор? — прикинулся Юс.

— Такой. Из которого ты вылез.

— У вас не работало, — пробаритонил Юс.

— Что у меня не работало?

— Изображение у вас не работало.

Эн, сдержанно:

— А теперь работает?

— И теперь не работает.

— Зачем же ты тогда полез?

— Хотел починить.

— Починил?

— Пока нет.

— Юс, это ведь электроника. Это тебе не канализацию чинить.

— А вы электронику знаете? — подкузьмил Юс.

— Здрасьте! Я электроники не знаю! Что же я тогда знаю.

— Не знаю.

Эн проглотил каламбур и жестом отстранил Юса от электроники.

— Звук есть? — кратко спросил он.

— Был, — глухо ответил Юс. — Теперь нет.

— Ну, понятно, — саркастически усмехнулся Эн.

— Он ещё до меня пропал, — возразил Юс. — Я только регулировку потрогал.

— А тебе не надо было трогать регулировку, Юс. Ты что у нас, главный регулировщик, что ли?

— Я вам никогда больше ничего чинить не буду, — обиделся Юс.

— А мне не надо ничего чинить. Ты себе дома чини.

— Вы просить будете, а я всё равно не починю. Вы тогда пожалеете, что со мной так обошлись.

— Может, и пожалею, а ты регулировку не трогай.

— Да не трогаю я вашу регулировку, что вы ко мне пристали!

— Вот и не трогай.

— У вас и регулировки-то нет.

— Как нет? — вынул голову Эн.

— Так нет. Её и до меня не было. Громкость была, а регулировки не было.

— А теперь и громкости нет! — рассердился Эн. — Ни регулировки, ни громкости!

— Что вы шумите? Да я вам завтра море регулировок принесу! У меня их дома — завались! Что я вам, регулировки не принесу, что ли?

— Мне твоих регулировок, Юс, не надо, понял? Ни моря, ни лужицы. Ты мне мою верни, понял?

— Понял.

— Что ещё пропало?

— Напряжение.

— Какое напряжение?

— Такое, — с хитрецой ответил Юс. — Которое вы в институте проходили. Не помните? И на эр.

— Ты кончай финтить... В сети, что ли?

— В сети, конечно. Вот, видите? — Юс сунул вилку в розетку. — Напряжение дали, и всё работает. А вы говорили, я чинить не умею! Да вам учиться у меня надо! Вы ещё просить будете, научите, а я вас не научу!

Чёрт, где очки

— Чёрт, — бормочет Эн, — не могу найти очки...

— Да вот они, — показывает Оля.

На столе лежат три пары одинаковых очков. На каждой паре по одной дужке.

— Мне с дужками нужно... Что же делать... Кто-нибудь видел мои очки?

— А вон они, — говорит Илья, показывая на стол.

Эн зырк на него: иронизирует, или нет?

— Посмотри в развале, — советую я.

Эн роется в вещевом развале. Лезет на антресоли. Нету. Слезает с антресолей и упирается взглядом в Пашку, который сидит на диване, картинно положив ногу на ногу, как французский журналист, берущий интервью у генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза.

— Сын, я тебя прошу: не надо здесь сидеть!

Сын продолжает сидеть, молча созерцая поиски очков. Он ждёт, когда отец уйдёт и можно будет включить телевизор.

— Мне что, сломать телевизор?! — постепенно накаляется Эн. Мне хочется ему подсказать, что ломать не надо, телевизор ещё почти новый, достаточно вынуть предохранитель, но подсказывать нельзя.

— Ты посмотри на дядю Сашу!.. — страстно восклицает Эн. — Тебе не стыдно перед ним? Он в твоём возрасте вообще не смотрел телевизор!

— Тогда телевизоров не было, — оскорблёно отвечает сын.

— Были, — смущённо уточняю я. — Но днём показывали всякую ерунду, а вечером смотреть не давали.

— Вот видишь! — торжествует Эн. — Ты читал сегодня художественную литературу? Пойди, почитай что-нибудь! Ты несколько дней не раскрывал книгу! — продолжает он с заметным надрывом. — Книга даёт в тысячу раз больше, чем телевизор!!

— Пойди, почитай "Колобка", — цинично советует Илья.

Эн, тоскливо:

— Чёрт, где очки...

— А вон какие-то лежат, — говорит старшая дочь и показывает на ту же кучу на столе. Эн, больше от отчаяния, чем от надежды на результат, подходит к горе очков, выбирает поновее и с силой насаживает на нос. Несколько секунд они держатся горизонтально, потом разворачиваются и встают под углом 30 градусов. Эн подходит к зеркалу, видит себя и расстраивается:

— Нет, так работать невозможно...

Я опускаю взгляд на одежду, сваленную на скамейке, и вижу очки... с двумя дужками!

— Да вот они, — говорю.

— Что же ты раньше не сказал! — восклицает Эн.

— А я не видел...

Как откладываются отрезки

— Ты кем работаешь? — спрашивает Эн.

— Репетитором, — говорю.

— Ученики есть?

— Есть, но мало.

 — Приходи ко мне, — говорит. — У меня детей — до черта!

 — Я зна-аю! — говорю. — А тебе как позвонить?

— А очень просто: подходишь к двери и звонишь!

Прихожу. Звоню. Слышно, как за дверью Эн по телефону с кем-то разговаривает,

а может быть, и просто так, без телефона, потому что очень громко.

 Снова звоню. Дверь открывается, на пороге Эн, трубка к уху приставлена.

 — А хочешь, — говорит, — покажу, как ток по проводнику движется, если он переменный?

 По коридору дети мчатся. Человек сто. Подбежали — нет, только пять. Видимо, быстро бежали. Эффект Доплера.

 — Мои, — расплылся в улыбке Эн.

 — Наши, — поправила, выходя из комнаты, его жена.

 С логикой у нее лучше поставлено, удивился я. Обычно наоборот бывает.

 — Репетитора вызывали? — говорю.

 — Кто репетитора вызывал? — спрашивает Эн.

 — Я не вызывали, — отвечает жена Эн.

 — Я не вызывала, — отвечает старшая дочь.

 — Я не вызывал, — отвечает старший сын.

 И так дальше, по ранжиру. Ну, елки-палки, думаю! Все смотрят на самого маленького.

 — Я вызывал! — отважно говорит он.

 — По какому предмету? — спрашиваю.

 — По физкультуре, — улыбается маленький.

 Отец подмигивает: моя школа!

 — А серьезно? — спрашиваю.

 — Займись Ильей, — предлагает жена Эн.

 — А я тебе буду деньги отстегивать, — солидно добавил Эн.

 И стали мы геометрией с Ильей заниматься. Два раза Илья хорошо позанимался, а на третий затосковал.

 — Как откладываются отрезки? — спрашиваю.

 — Как откладываются отрезки?

 — Да, как откладываются отрезки.

 — А, как откладываются отрезки!

 За стеной слышно, как Эн испытывает рацию:

 — Сокол, Сокол, я Беркут, прием.

 — Ты слышал, что я тебя спросил?

 — А? Что вы меня что?

 — Что я тебя спрашиваю.

 — Что вы меня спрашиваете?

 — Да, что я тебя спрашиваю.

 Илья, всплывая:

 — Вы меня спрашиваете, как откладываются отрезки.

 — Да, как откладываются отрезки?

 — Как откладываются отрезки?

 — Да, как откладываются отрезки.

 Илья снова впадает в глубокую задумчивость. За стеной слышно, как Эн отвечает себе:

 — Беркут, Беркут, я Сокол, слышу вас хорошо.

 — Ты знаешь, или нет? — прямо спрашиваю я.

 Илья смотрит на меня честными глазами:

 — Нет.

 — Отрезки откладываются так...

 Не знаю, понял ли Илья, как откладываются отрезки, зато теперь я точно знаю, как мыслит Эн.

Не наклоняйтесь через велосипед

Сидим однажды, думаем. Вдруг Эн — хлоп себя по лбу!

— Придумал? — спрашиваю.

— Это меня комар укусил,— говорит Эн. — Зайдём к Зведжинскому?

Дошли до Зведжинского, Эн опять — хлоп себя по лбу! — и стал рыться по карманам. И тут что-то белое, как раненая чайка, упало к его ногам. Эн, не оставляя поиски:

— Подними, пожалуйста.

(Когда в нём просыпается женское начало, он требует к себе бесконечное множество знаков внимания.) Я наклонился, и у меня в руке оказался смятый носовой платок, источающий тонкий запах дезодоранта. «Дикая вода», определил я. Но откуда у него платок? Человек пролетарской культуры, он не признавал ни платков, ни галстуков.

— Ой, спасибо, — жеманно поблагодарил Эн, принимая платок, словно не ожидал. — Ой, ключи!..

Наконец, искомый предмет найден, — я так и не разобрал, что это было, — Эн примкнул велосипед к решётке, мы поднялись к Зведжинскому, и тут я, как на духу, выдал эту сцену в лицах.

Зведжинский улыбнулся, а Эн покраснел:

— Не было этого, он врёт, мне просто было трудно наклоняться через велосипед.

Зведжинский расхохотался:

— Чудак-человек, кто же через велосипед наклоняется!

Дверь в библиотеку

За окнами бушевал капитализм. Эн с несчастным видом ходил по квартире, чувствуя молчаливое презрение всех домашних, вплоть до домашних тапочек. После того, как жена съездила в Москву и привезла полтора полных его оклада, Эн стал обращаться к супруге на "вы". И, снимая гитару со стены, пел теперь так: "Вы мое желание... Утро мое вы раннее...".

— Я чувствую, так долго продолжаться не может, — сказал он, наконец. — Будет революция.

— Сергей за год стал состоятельным человеком, — намекнула жена.

— Сергей Скоробогатый, — возразил Эн. — А я так не хочу.

— А как ты хочешь? И любимую работу, и хороший оклад? поддела жена.

Эн рассердился.

— Будет революция, — угрюмо сказал он. — У него все отнимут.

— Обед за счет фирмы, — подмигнула жена. — Бесплатно.

Слово "бесплатно" произвело на Эн волшебное действие.

— Правда? — заулыбался Эн.

Утром, собравшись уже, Эн вдруг замер на пороге.

— Ну, что еще, голубок? — насторожилась жена.

— Надо посидеть на дорожку, — вспомнил Эн. — По старинному русскому обычаю.

— В электричке посидишь, — ласково сказала жена. — Может, тебе еще и на посошок поднести?

— Ладно, — сказал Эн, главный космонавт города, поскольку жил на площади Космонавтов. — Пять, четыре, три, два, один...

— Пошел, — ласково напутствовала жена, закрывая дверь.

На первой же остановке Эн сошел и благополучно достиг домашнего очага.

— Тут шабашка подворачивается, — доверительно сообщил он жене. — На полтора миллиона. Надо сделать дверь в библиотеку. Вы мне не верите?

— Ну-ну, — сказала жена.

PostScripum
Так и бегает Эн каждую весну в сторону Кимр, постепенно обрастая анекдотами. А куда еще побежишь? Дубна — город маленький.