Аграновский Валерий Абрамович. Младший брат известного журналиста Анатолия Аграновского и потомственный журналист, сын очеркиста Абрама Аграновского. В середине 60-х по горячим следам написал очерк об открытии 104 элемента, синтезированного в Лаборатории ядерных реакций. Во "Взятии сто четвёртого" он обстоятельно описывает историю самого открытия, в очерке вы можете увидеть подробно прописанные портреты Флёрова, Друина, Плеве и других соавторов открытия, а также портрет коллектива в целом. Эйнштейн говорил: надо излагать так просто, как только можно, но не проще. Аграновский написал проще, и из-за этого к нему были претензии. Мало того. Одно дело, когда ты исказил горизонты научного поиска, и совсем другое, когда недооценил роль учёного на этом горизонте. В особенности какого-нибудь конкретного учёного. Горек хлеб популяризатора! признался однажды Даниил Данин, знавший это по своему опыту. Одного недооценил, другого переоценил... Вот почему второй приезд Аграновского в Дубну состоялся только десять лет спустя. И всё же он состоялся. Аграновский ехал, чувствуя, как в груди стучит сердце, а в висках — кровь. В Дубне всё это время тоже без дела не сидели и к приезду московского журналиста дооткрыли сразу два новых элемента: 105-й и 106-й. Это позволило Аграновскому дописать очерк и переиздать его в виде отдельной книги в издательстве "Детская литература". На этот раз книга вышла в твёрдом переплёте: на передней обложке изображён одержимый молодой человек с горящими глазами и всклокоченными волосами — по замыслу художника это, видимо, физик, но реализовать собственный замысел художнику до конца не удалось, и физик получился больше похожим на алхимика. Хотя то, чем занимаются в ЛЯРе, и есть самая настоящая алхимия. В наш просвещённый ядерный век эта почтенная  средневековая наука также стала ядерной и теперь шагает в ногу со временем: современные алхимики больше не занимаются поисками философского камня, они рвутся к загадочному "острову стабильности"... Впрочем, это тема отдельного обстоятельного разговора. Я купил книжку Аграновского в букинистическом отделе "Эврики", внимательно прочитал и долго не мог найти ей применения, а потом подарил, совершенно безвозмездно, Музею истории науки и техники в ОИЯИ, где её может почитать теперь каждый желающий.

Подробнее

Асанов Николай Александрович.
Известный в своё время московский беллетрист, автор "своевременной" повести "Физики-лирики", впоследствии получившей название "Богиня победы". Прототипами героев "Богини" стали Мещеряков, Векслер, Джелепов, Тяпкин и другие. В Дубне с повестью познакомились до её публикации в журнале "Огонёк". До рукоприкладства не дошло (автор был в служебной командировке в Средней Азии), но без разбирательства не обошлось. По просьбе главного редактора "Огонька" Анатолия Софронова М. Г. Мещеряков написал отзыв, и отзыв был в целом положительный. Повесть была напечатана в "Огоньке", а впоследствии была переиздана в авторском сборнике "Своевременные повести". С "Богиней победы" автор действительно вписался как раз вовремя: через десять лет мода на физиков сошла на нет и тема исчерпалась.

Подробнее

Березняк Александр Яковлевич. Главный конструктор — основатель МКБ "Радуга".

http://www.dubna.ru/bereznak/ber-html/ber-www.htm

Блохинцев Дмитрий Иванович. Член-корреспондент АН СССР, научный руководитель строительства первой в мире атомной электростанции, первый директор Физико-энергетического института в Обнинске. Первый директор ОИЯИ, затем — директор Лаборатории теоретической физики. ИБР, основа экспериментальной базы ЛНФ, был его детищем. Как говорил сам Дмитрий Иванович, идею импульсного реактора он принёс с собой в ОИЯИ в качестве приданого. В 1960 году, когда реактор был запущен, Блохинцев написал: "Впервые в мире реактор заработал в сверхкритическом режиме. Мы как бы дразнили прирученную атомную бомбу тысячи раз в минуту. Огоньки пересчёток, красная линия самописца. Пулемётная трескотня анализаторов и ползучая лента тысячи цифр... Вечером пустили реактор на полную мощность. Набрали первый киловатт-час и пошли купаться на Волгу".

Он был теоретик, инженер, философ, поэт. На Рочестерской конференции 1969 года в Майями он сравнил всех людей планеты с пассажирами космического корабля, имя которому — Земля. Сказалось первое его увлечение — космонавтика. В юности он грезил Аэлитой. Одна из ученических ракет разорвалась прямо во дворе. Блохинцев вспоминал: "Отовсюду из окон повысовывались испуганные жители. В этот час хоронили Воровского. Наш взрыв был принят за почётный салют, и это успокоило". Шёл 1925 год, и он ещё не знал, чем будет заниматься. Он написал письмо Циолковскому. Тот ответил, и переписка, таким образом, состоялась. В первом же письме Циолковский сообщал своему юному корреспонденту, что выслает ему две свои книги наложенным платежом, а сверх того — брошюру "Монизм Вселенной, бесплатно: "ибо неловко брать гривенник за бесконечность".

Любовь к космонавтике осталась у него на всю жизнь. Он пришёл к Королёву с проектом атомного двигателя. Главный Конструктор космических кораблей взял логарифмическую линейку, что-то посчитал и вынес заключение: "Не пойдёт".

Никто на свете не разбудит
Души, ушедшей на покой,
Но на Земле, тебе чужой,
Твои скитаться песни будут.

Из стихотворений Д. И. Блохинцева

Боголюбов Николай Николаевич. Математик. Механик. Физик. Автор математической теории сверхтекучести, созданной практически одновременно с лауреатами Нобелевской премии за работу по той же теме.

Основатель боголюбовской школы физиков-теоретиков. Основатель Лаборатории теоретической физики ОИЯИ. Директор ОИЯИ с 1965 по 1988 годы.

В книге "Разрыв" Сергей Поликанов даёт любопытный штрих к портрету Боголюбова. Отвечая на вопрос, почему советские учёные ездят за границу без жён, Боголюбов меланхолично заметил: "Наши жёны всегда болеют".

Академик Боголюбов — почётный гражданин Дубны.

Ванников Борис Львович. Генерал-полковник Ванников в годы войны был наркомом боеприпасов. После войны возглавлял атомный проект. Сыграл ту же роль в разработке атомной бомбы в СССР, что и генерал Гровс в США.

Ванников был маленького роста, носил обувь 37 размера и всегда ходил в форме. Курчатов его не боялся и один раз прибил калоши Ванникова к полу. Все очень смеялись, в том числе сам Ванников. Обижаться было не принято.

Векслер Владимир Иосифович.

В Дубну хлынули советские писатели, инженеры человеческих душ. Векслер как всегда был занят, и писатели почтительно ожидали, когда он освободится. В какой-то момент сложилось впечатление, что Векслер освободился, и к нему подошли, чтобы сообщить, что его ожидает группа советских писателей. Оказалось, что момент был выбран неудачно. Сказалось напряжение, нервы. Владимир Иосифович, человек горячий, бывший беспризорник, которого подобрала и воспитала Советская власть, послал маститых советских писателей по популярному в России адресу. Потом один из них вывел замечательного советского учёного в своём очередном романе.

Хотя Векслер много сделал в области физики космических лучей, поиски новых принципов ускорения было главным делом его жизни. В 1944 году, на год раньше Эдвина Макмиллана, получившего впоследствии за эту идею Нобелевскую премию, Векслер предложил принцип автофазировки, который лежит в основе послевоенных ускорителей заряженных частиц, в частности — первого американского ускорителя, построенного в 1946 году в Беркли, и первого советского синхроциклотрона, построенного в 1949 году в Дубне. В 1964 году Макмиллан приехал в Дубну и сфотографировался с коллегой Векслером на теплоходе во время прогулки по Московскому морю. Об этой поездке хорошо написано у Ф. Легара в "Сказках золотой клетки". На фотографии ниже Векслер с Макмилланом. Макмиллан слегка накренился в сторону своего советского коллеги, чтобы тот мог доставать ему до плеча. У Векслера хорошее настроение. Их с Макмилланом наградили престижной американской премией "Атом для мира". Надо было как-то загладить чувство вины перед Векслером, который Нобелевскую премию за принцип автофазировки так и не получил. Широкая, едва ли не голливудская улыбка Векслера, кислая улыбка Макмиллана. Векслера радует не столько встреча с западным миром на дубненской земле и не столько престижная американская награда, сколько рождение сына. В таком возрасте это большая удача, вот почему Векслер выглядит на этом снимке победителем.

Явление автофазировки, главное своё открытие, Векслер сделал его в 1944 году, вскоре после научной экспедиции на Памир, и вот как, по словам акад. Е. Л. Фейнберга (на фотографии слева), это произошло: "Он спросил, нет ли у меня книги Беккера "Электронная теория". Это был очень хороший вузовский учебник. Я ему дал, а сам уехал отдыхать в Узкое. Когда я вернулся, Векслер мне позвонил: ты знаешь, я придумал замечательную вещь! За это время он прочитал первую главу Беккера, и этого для него оказалось достаточно, чтобы придумать, как перескочить релятивистский предел! Я сказал, что на бумаге это хорошо, но может быть неустойчиво (этот был его первый вариант — то, что теперь называется микротрон). Он позвонил на следующий день и сказал: "Знаешь, а можно сделать по-другому", — и описал то, что теперь называется синхротрон. Я сказал, что "на зуб" это, кажется, хорошо, и сел за расчёты. Действительно, получилось устойчиво... Учебник так и остался у него. Кто-то из его сотрудников на его юбилее преподнёс мне фотографию столкновения ускоренных протонов в синхрофазотроне с надписью: Выход из первой главы Беккера".

Г. А. Аскарьян писал о Векслере: «Мозг В. И. непрерывно работал и искал новые варианты ускорения». Не все они оказались пригодными для дела, неудачные Векслер тут же отбрасывал и вскоре генерировал новые. Каждый учёный есть фабрика идей, а фабрика Векслера работала с повышенной производительностью. В 1956 году он предложил знаменитый коллективный метод ускорения. Работали над ним тоже коллективно: уже после Векслера был организован специальный Отдел новых методов ускорения (на правах Лаборатории). Не одна научная карьера под этим методом оказалась погребена... Разработчикам не хватало чего-то главного — по-видимому, самого автора идеи.

Академик Векслер — почётный гражданин Дубны.

Подробнее

Легар Франсуа. Чехословацкий, впоследствии французский физик-экспериментатор. Работал в ОИЯИ в шестидесятых годах. После ввода войск в Чехословакию сделал выбор в пользу западного мира. В 1995 году, по настоянию своих более молодых коллег из ОИЯИ, написал книгу воспоминаний "Сказки золотой клетки".

Подробнее

Волнующий момент: директор Объединённого института академик В. Г. Кадышевский вручает Ф. Легару диплом "За заслуги перед ОИЯИ".

Лепилов Александр Павлович. О начальнике строительства площадки ГТЛ генерал-майоре инженерно-технической службы МГБ А. П. Лепилове известно сравнительно немного. До того как его перебросили в Ново-Иваньково, он строил в Куйбышеве авиационные заводы. Из его автобиографии мы узнаём, что происхождением он был из крестьян, образование получил благодаря помещице-меценатке, которая заметила способного крестьянского мальчика, уговорила его отца отправить мальчика учиться в реальное училище и сама подготовила к вступительным экзаменам.

В сентябре 1946 года, когда Лепилов приехал в Ново-Иваньково, чтобы ознакомиться с местом строительства, ему уже было за пятьдесят. Он был и начальником строительства, и начальником лагеря заключённых. Подобные совмещения на крупных стройках того времени были не редкостью. По свидетельству тех, кто с ним работал, человек он был простой, прямой и от природы добрый. Ходил без охраны, если не считать болонки по кличке Зойка; здоровался, случалось, за руку с заключёнными. Ходил с палкой, заменявшей ему буржуазную трость; однажды он огрел ею своего нерадивого подчинённого. Во время несостоявшегося побега в 1951 году Лепилова едва не взяли в заложники. А погиб он в мае 1953 года, когда в машину, на которой он возвращался из Москвы, врезался грузовик. Лепилов как-то раз сказал одной из своих сотрудниц: меня, когда я умру, похоронят на Новодевичьем кладбище, а тебя, Людмила, — неизвестно где». И на следующий день он погиб в автомобильной катастрофе. Это случилось 14 мая. И его похоронили на Новодевичьем кладбище.

Попытки назвать его именем одну из улиц города, предпринятые в 1956-м и 1990-м годах, закончились ничем. Резко выступил против, в частности, основатель институтской Дубны М. Г. Мещеряков. В статье "Странное предложение" он как бы мимоходом заметил, что погиб генерал Лепилов не на поле брани, а из-за своего самодурства: после Дмитрова выпил стакан водки и приказал выпить шофёру (”Вести Дубны”, 1990. № 37). Тем не менее, память о Лепилове в истории Дубны осталась: в 1997 году его фамилия была включена в список почётных граждан города.

Мещеряков Михаил Григорьевич. Член-корреспондент Академии наук СССР. Основатель институтской Дубны. Руководитель работ по запуску синхроциклотрона в 1948-49 гг. В 1947 году был советским представителем международной комиссии по наблюдению за испытанием американской атомной бомбы на Бикини. С 1950 по 1956 годы — директор ГТЛ (ИЯП АН, впоследствии ЛЯП ОИЯИ). Основатель ЛВТА и её директор с 1966 по 1988 годы. Послужил прототипом физика Богатырёва из повести Николая Асанова “Богиня победы”.

Профессор Б. С. Словинский рассказывал: "Как-то я со своим знакомым из Варшавы решил навестить Мещерякова... После встречи знакомый сказал: это же великорос!".

На этом снимке 1957 года, сделанном Л. М. Сороко, всё неслучайно. Собака на поводке, верный Сурок, — подарок Курчатова. А о пальто-реглан, в котором мы видим Михаила Григорьевича на снимке, сам он в восьмидесятые годы рассказывал так: “В то время нам платили суточные по 60 долларов, не то что сейчас 12! С такими деньгами я чувствовал себя уверенно! И купил вот это пальто-реглан, которое теперь на мне. В то время во Фриско можно было приобрести за сходную цену не только пальто из бабирусы, но и из крокодила-каймана, гремучей змеи и даже акулы-молота или ската. Но в таком пальто из этих тварей я выглядел бы очень импозантно и привлекал бы к себе внимание…” (из статьи Икара Маляревского “Каким я помню М. Г. Мещерякова”.

В первую половину пятидесятых годов — полновластный хозяин будущей Дубны. Без него не начинали крутить кино в клубе (который тогда был на месте нынешней почты у площади Мира). МГ приходил, садился на первый ряд, поднимал руку вверх — свет гас, и сеанс начинался. О нём слагали баллады и былины; вот отрывок из поэмы “Воевода”:

Трепещет в страхе весь народ,
От гласа моего сосновый бор немеет,
Хочу — и Волга вспять пойдёт,
И Каспий жалкий обмелеет!

М. Г. Мещеряков — почётный гражданин Дубны.

Подробнее

Минц Александр Львович. Академику Минцу и его сотрудникам Дубна обязана половиной успеха в пуске первого дубненского ускорителя. Вскоре после пуска неожиданно произошла полная разгерметизация. Для правильной работы ускорителя нужен глубокий вакуум, а его нет. Приехал из Москвы академик Минц, ознакомился с обстановкой на месте и вынес заключение: два месяца работы. Непомерная роскошь по тем временам. Пуск ускорителя сам по себе уже был большим достижением тех лет, но требовались оригинальные физические результаты, которые бы оправдали его строительство. Причём, срочно.

МГ вызывает начальника отдела эксплуатации ускорителя В. С. Катышева. “Вениамин Степанович, сколько Вам потребуется времени?” — “За два дня сделаем”, — последовал ответ. Минц обрадовался: “Спорю на ящик коньяку, что ничего не выйдет!”. И через два дня вакуум был восстановлен. И ящик коньяку, кстати, тоже был.

Историю эту рассказал сын В. С. Катышева — Юрий Вениаминович, а он её слышал от МГ. Что тут можно добавить? Яркий человек академик А. Л. Минц, а в Дубне до сих пор нет ни одной улицы его имени.

Этот снимок академика Минца с академиком Векслером сделан на знаменитом "пьяном теплоходе" 1964 года, как окрестил его в своих воспоминаниях Франсуа Легар. Глядя на этот снимок, вспоминаешь слова Валерия Аграновского: "И родилась у них замечательная идея".

Поликанов Сергей Михайлович. Ученик и, до середины шестидесятых годов, ближайший сподвижник Флёрова. Член-корреспондент АН СССР. Во второй половине семидесятых, озадаченный и раздражённый тем, что его, без объяснения причин, не пускают с женой за рубеж, примкнул к диссидентскому движению. Дал интервью западным журналистам, в котором заявил, что в Советском Союзе не дают заниматься фундаментальными исследованиями. Был исключён из рядов КПСС и осенью 1978 года выдворен из СССР. Работал в научно-исследовательских центрах Западной Европы. Написал за границей книгу воспоминаний "Разрыв".

Подробнее

Понтекорво Бруно. Советский академик итальянского происхождения. Ученик Ферми, в 1950 году, сразу после ареста Клауса Фукса, он тайно перебрался в СССР. С этого времени жил и работал в Дубне. Как физик известен прежде всего работами по детектированию солнечных нейтрино.

С точки зрения науки это мелочь, но именно ему мы обязаны “безостановочным” поездом “Москва-Дубна”, и эта мелочь нам дорога.

Как человек Бруно Максимович известен также несколькими удачными розыгрышами. Один раз это был первоапрельский семинар, на котором Бруно Максимович доложил об открытии новой частицы. Свой доклад Понтекорво сопровождал слайдами. В конце семинара он показал слайд, на котором участники семинара со смешанным чувством увидели заключительную фразу: “С 1 апреля!”. О новогоднем розыгрыше хорошо написал в своё время бывший учёный секретарь ЛВЭ. Приняв предложение встретить Новый год в кругу его семьи и надев по этому случаю лучшие свои наряды, приглашённые видят перед собой покрытый затрапезной клеёнкой стол, на котором стоят дешёвые вина и закуски, качество которых ожидает желать много лучшего. Насладившись вытянувшимися лицами дорогих гостей, Понтекорво жестом фокусника открывает дверь в другую комнату... и уж там, поверьте, всё оказывается в самом лучшем виде.

Бруно Понтекорво — один из основателей подводного плавания в СССР. Представьте себе: середина пятидесятых годов, Алушта, Бруно Максимович выходит из воды и видит направленный на него автомат. На вопрос пограничника, кто он такой, этот человек с нерусским лицом и заграничным аквалангом за плечами отвечает: “Я звeдзкий aкaдeмик”... после чего ему делают “лeбёдкy” и в таком виде доставляют в камеру предварительного заключения погранвойск. 12 часов Понтекорво просидел на баланде. За это время информация о задержании достигла Москвы и оттуда вниз по иерархической лестнице посыпались нагоняи, закончившиеся на парне с автоматом. Через несколько лет Бруно Максимович вступил в контакт с пограничниками во второй раз. Во время своей поездки на Дальний Восток он прочитал цикл лекций пограничникам. За этот цикл он удостоился весьма необычной для него, но вполне естественной для этого рода войск награды: значка "Почётный пограничник СССР".

Понтеково много дал своей новой родине. Новая родина дала ему меньше. Понтекорво однажды признался: "Я поглупел!".

В 1988 году, когда он снова оказался в родной Италии, спустя почти сорок лет, он впервые по-настоящему ощутил прелесть малых итальянских городов. Он встретился со своим старшим братом Гвидо, известным микробиологом, младшим Джилло, известным режиссёром, сёстрами. Сожалел ли он о том, что волею судьбы на столько лет оказался за железным занавесом? Прямых свидетельств тому нет. Однако хорошо известны его слова о крушении мировой системы социализма: "Социализм потерпел неудачу, но требование справедливости в мире остаётся".

Имя Бруно Понтекорво одним из первых было внесено в список почётных граждан Дубны.

Флёров Георгий Николаевич. Академик, известный широкой публике своим письмом Сталину и работами по синтезу трансурановых элементов. 105 элемент, полученный в его лаборатории, был назван в честь Дубны, где он был открыт, дубнием. Георгий Николаевич — фигура легендарная. В основном благодаря легенде о его письме Сталину. Как и во всякой легенде, историческая правда здесь причудливо переплетается с вымыслом.

После того, как всем, кто работал над атомной проблемой, дали "вольную", Флёров обратился к физике тяжёлых ионов. В центре его интересов оказался синтез трансурановых элементов. Существует ли верхний предел таблицы Менделеева, или она в принципе бесконечна? Вопрос сугубо академический, но Георгий Николаевич никогда не был учёным академического склада. Он умел придать научной проблеме политический характер. Поликанов пишет в своей книге "Разрыв", что Флёров пообещал Хрущёву синтезировать к очередному съезду партии новый химический элемент. Никита Сергеевич не хуже Флёрова разбирался в политике. Он сказал: не торопитетесь, Георгий Николаевич, синтезируйте спокойно — если вы не уложитесь, мы соберём внеочередной съезд.

Флёров был человеком страстей. Страсти бушевали в нём. Они играли им, как природные стихии играют утлым судёнышком. Вокруг Георгия Николаевича всегда были интриги. Он находился в перманентной схватке с окружающими и с самим собой. Страсти, которые им владели, были настолько сильны, что он с трудом оставался в рамках общепринятой морали, а иногда и выходил за её пределы. Он мог бы отлично сыграть в каком-нибудь гангстерском фильме. Первым это разглядел Векслер. Однажды он так и сказал ему: “Георгий Николаевич, да вы же настоящий бандит!” И Флёров, который был физически сильным человеком, принял это как комплимент.

Предсказанный Гленом Сиборгом "остров стабильности" в ряду трансурановых элементов не давал Георгию Николаевичу покоя. А он, в свою очередь, не давал покоя всей лаборатории. Он мог прийти в любое время к каждому, от ведущего научного сотрудника до простого механика, и потребовать отчёт о проделанной работе. Поэтому когда он уезжал в командировку, лаборатория отдыхала. Потом он возвращался из командировки, и лабораторию начинало лихорадить. В начале восьмидесятых годов на Старика, как его иногда называли, напала мания. Он повторял,что мы отстаём, и надо работать. Он мог вдруг сказать посреди семинара, обращаясь к кому-нибудь: а вы что здесь делаете? работать, работать! И люди перестали ходить на семинары. Вскоре Георгий Николаевич с удивлением заметил, что семинары обезлюдели. Сказал, что это безобразие, и на семинары стали загонять...

В истории строительства Дубны Флёров также оставил свой след. В 1968 году он написал письмо министру Средмаша Славскому, в котором поддержал строительство завода "Тензор" в правобережной части города. Вот почему первый директор "Тензора" П. А. Журавлёв назвал Георгия Николаевича в своих мемуарах одним из крёстных отцов завода.

Академик Флёров — почётный гражданин Дубны. Его скульптурный портрет украшает начало улицы, названной его именем.

Фок Владимир Александрович. Академик, известный работами по теоретической физики (на память сразу приходит, конечно, метод Хартри-Фока), а также по философии и методологии физики. Владимир Александрович занимает небольшое место в истории Дубны (а сама Дубна в его жизни — не более чем случайность и эпизод), но это место есть, никто его занять не может, и оно остаётся за ним. В 1950 году академик Фок работал в Дубне (которой ещё не было, но уже имелся зародыш, из которого она вскоре выросла) над своей монографией "Теория пространства, времени и тяготения". Его присутствие в Гидротехнической лаборатории оказало благотворное влияние на научную атмосферу. Владимир Александрович неохотно ходил на территорию ГТЛ, предпочитая работать в маленькой гостинице за её пределами. Колючая проволока навевала ему неприятные воспоминания. Во второй половине 30-х годов его арестовали. Сначала один раз, потом второй. Возможно, сыграла свою роль фамилия. У Владимира Александровича были какие-то дальние родственные связи с немецкими баронами Фоками. Его продержали на Лубянке несколько дней и после этого выпустили. За это время Владимир Александрович успел довести следователей до крайности одной только фразой: "У меня нет воображения". Ситуация воистину швейковская. Следователь начинает плести тонкую психологическую интригу: "Представьте себе, что бы могло произойти, если..." — и слышит в ответ: "У меня нет воображения". Владимира Александровича выпустили после ходатайства Капицы, который написал, минуя все промежуточные инстанции, непосредственно Сталину. Освобождать Фока приехал лично нарком внутренних дел товарищ Ежов, который и сообщил учёному, что он ни в чём не виновен. А мне говорили, что моя вина полностью доказана, удивился Владимир Александрович. Товарищи поторопились, успокоил его Ежов... История эта будет неполна, если не упомянуть о том, что на прощанье Фок поинтересовался, не повлияет ли вся эта история с арестами на его выборы в Академию. И услышал в ответ: не повлияет. И действительно в 1939 году его беспрепятственно избрали действительным членом Академии наук СССР. Его сын М. В. Фок в "Воспоминаниях об отце" пишет, что незадолго до выборов Владимиру Александровичу приснился необычный сон: ему приснилось, что вместе с ним в Академию под фамилией Фог баллотируется их домашний кот. И папа, пишет Михаил Фок, во сне размышлял: надо же, как неудобно получается, фамилии похожи, и адрес один — путать будут. А когда стало известно, что он избран, Владимир Александрович пошёл на кухню и пожал коту лапу. С тех пор, пишет Фок младший, кота звали не иначе как Академик.

М. В. Фок. Воспоминания об отце // ВИЕТ, 1993. №№ 2, 3.