Глава II. Рождение Тридцатки

Рождение Тридцатки традиционно связывают с постановлением Президиума ВЦИК в октябре 1937 года "Об  образовании рабочего посёлка Иваньково Кимрского района Калининской области”. В состав посёлка были включены: на правом берегу Волги — посёлок Большая Волга, на левом — поселение, называвшееся Пекуновским Винокуренным Заводом, а также деревни Подберезье, Крева и посёлок Новостройка.

С посёлка Новостройка, собственно, Тридцатка и начиналась. За год до постановления, в ноябре 1936-го сюда по вербовке приехали плотники из деревень Кимрского района. Первый построенный ими двухэтажный деревянный дом для временного проживания положил начало формированию улицы Новоподберезской — первой улицы Тридцатки, больше известной сейчас как Тверская. Дом этот до сих пор стоит — и, похоже, ещё справит своё 70-летие. Более того, в нём до сих пор живут люди (и очень ругаются, что их никак не переселят — генеральным планом развития города дом давно определён под снос). Кстати, многие дубненцы этого ветерана городской архитектуры хорошо знают: после того как за ним был выстроен новый рынок, дом оказался в центре повседневной жизни города.

Рядом с Новостройкой, на месте цементного цеха ДМЗ находилась так называемая жилзона — участок Северный:   единственный участок лагеря заключённых, строивших плотину, сохранившийся после завершения работ. Память об участке осталась в названии скромного переулка Северный, идущего от нового рынка в сторону моря и садоводческого товарищества “Репка”. Улица Новоподберезская после смерти Жданова в конце сороковых годов была переименована в улицу Жданова, а после общественной кампании конца восьмидесятых годов, развязанной Юрием Карякиным против Жданова, — в улицу Тверскую. Исходное название улицы позднее было перенесено на улицу, идущую параллельно улице Кирова, которая сформировалась уже в пятидесятых годах, когда рабочие завода, не ожидая милостей от природы, начали строить собственные дома (при поддержке, впрочем, завода): Ново-Подберезская. Таким образом топоним Подберезье остался не только в речевой практике, но и в официальном документообороте.

А теперь разберёмся с остальными составляющими посёлка Иваньково.

О Креве было уже сказано выше. Речь в данном случае идёт о Новой Креве, как называлась первоначально деревня Крева, перенесённая на новое место — туда, где мы привыкли её видеть.

Пекуновский винокуренный завод стоял на месте деревни Пекуново, хорошо сохранившейся до наших дней. До революции его хозяйствующим субъектом, выражаясь модным сейчас политическим языком, был один из родственников известного миллионщика и мецената Саввы Мамонтова. Согласно легенде, в гости к Мамонтову приезжал в Пекуново первый бас России — Фёдор Иванович Шаляпин, большой любитель стерляжьей ухи. Кто знает, может быть, лесное эхо до сих пор хранит его замечательный голос. В адрес родственника (кажется, двоюродного брата) известного мецената следует сказать ещё пару благодарственных слов. Археология в России родилась во второй половине XIX века, и первыми археологами были помещики. Братья Мамонтовы, члены Тверского общества любителей истории, живописи и археологии, первыми в нашей округе сделали раскопки кургана около Пекуново и дали описание своих находок.

В Иваньково, на Северо-Восточном побережье Иваньковского водохранилища началось строительство Авиационного завода гидросамолётов. Главным конструктором был назначен В. Четвериков. Рассказывают, что инженеры решительно возражали против места выбранного под строительство — оно на 18 метров ниже уровня моря, которое буквально под боком, как следствие, высокий уровень грунтовых вод, трудно ставить фундаменты, но... сыграли свою роль соображения секретности: объект, расположенный в таком месте, легче контролировать. А профиль завода — гидросамолёты — был подсказан известным авиаконструктором А. Н. Туполевым, когда место строительства было уже утверждено.

Предыстория “Тридцатого” завода такова. В конце 1936 года в Савёлово на базе металлобытовых мастерских был создан Авиационный завод № 30, на котором началось серийное производство военных одномоторных самолётов Бериева, главного конструктора Таганрогского авиационного завода. После назначения М. М. Кагановича наркомом авиационной промышленности в США (штат Калифорния) по лицензии было закуплено “Производство двухмоторного гидросамолёта комфортабельного пассажирского лайнера “Глен Мартин”. В 1939 году станки и прочее цеховое оборудование были перевезены и установлены на строительстве Иваньковского завода, которому было присвоено название “Завод № 30”.

Проектная и производственная документация поступила на Савёловский завод, переименованный в “Завод № 288”. Конструкторское бюро Четверикова было переведено в Ленинград. Один из прибывших в Ленинград двух “Глен Мартин” перелетел на Химкинское водохранилище. Борт-инженер был назначен заводом № 288. Обслуживание было возложено на Химкинский авиазавод. Затем “Глен Мартин” с Химкинского водохранилища перелетел на Сахалин.

Присвоенный Иваньковскому заводу номер и дал неофициальное название всему Левобережью — Тридцатка. Во времена индустриализации военные заводы, а других, такое впечатление, тогда и не было, являлись “номерными ящиками”. Подобные топонимы встречались по всей стране. Вот удивительное дело! Названия проездов, жилых кварталов и участков раннего Иваньково после войны в большинстве своём исчезли, а топоним Тридцатка оказался необычайно живуч. Тридцаткой называли и продолжают называть до сих пор всё Левобережье, хотя сам завод, давший это неофициальное название, под номером 30 просуществовал всего лишь с 1939 по 1942 год.

Алексей Елецкий: "Снимок из прошлого" "Вести Дубны", 1997. № 5. В книге, недавно изданной в Германии, я обнаружил любопытный фотоснимок. Знакомые очертания гидросооружений, Иваньковского водохранилища, входа в канал имени Москвы... Да, это наши места! Первая мысль: это тот же снимок из космоса, сделанный в 1989 году, что был помещен на табель-календаре 1992 года. Но сразу бросается в глаза светлая буква “Г” на темном фоне Московского моря, там, где находится детский пляж около Дубненского машиностроительного завода. Это давно размытый и скрывшийся теперь под водой волнорез, когда-то существовавшего здесь гидродрома. Он защищал гидросамолеты от большого волнения моря. Иначе выглядит и береговая линия ниже плотины ГЭС слева по течению. Берег здесь почти не размыт. Значит, снимок сделан давно. Но когда? Левобережье застроено ещё слабо, нет ни одного дома послевоенной постройки. Первый кирпичный дом после войны (дом № 7 по улице Ленина) завод построил “хозяйственным способом” в самом начале 50-х годов. Выходит, снимок сделан раньше, а значит – не из космоса. На месте, где теперь корпуса Центральной городской больницы, – тенистый лес, разделённый узкими просеками. Нет ни одного финского дома, здесь сплошной лесной массив. Значит, фотография сделана до осени 1946 года (именно тогда начался монтаж финских домов). Район Большой Волги весь в садах, окружающих небольшие дома, и разделен узкими улочками. Но вот линия железной дороги идёт от станции “Большая Волга” к Заволжской базе, как и сейчас, а затем постепенно приближается к самому берегу (а не удаляется от него, как теперь) и, к сожалению, уходит за пределы снимка. Возможно, там был раньше причал?
	За пределами снимка и район Черной Речки. По обеим сторонам улицы Жданова прекрасно видны белые прямоугольники деревянных домов довоенной постройки (многих из них теперь уже нет). К востоку от бывшего клуба “Дружба” (сейчас это “станция юных техников”) располагаются практически в два ряда бараки. Их тридцать два. Они тянутся вплоть до нынешней улицы Володарского. Словом, это почти та планировка, которую я нарисовал по памяти и показал по Дубненскому телевидению (в передаче Евгения Молчанова “Ретро-Град”) 11 мая прошлого года. К северо-востоку от территории завода на снимке заметна группа небольших прямоугольников. Может быть, это тот самый посёлок Северный, о котором мне рассказывали со слов старожилов? В книге указано, что этот снимок Подберезья взят из американских секретных архивов. Этот снимок сделан, вероятнее всего, немцами глубокой осенью 1941 года с самолета. В то время фронт был совсем недалеко отсюда. После войны этот снимок мог попасть (вместе с другими трофейными материалами) в руки американцев, где и пролежал до истечения срока давности.

В 41-ом году фронт подошёл к нам почти вплотную: бои шли у Дмитрова. Были сняты и увезены на переплавку рельсы железнодорожной ветки. В Иваньково возвели оборонительные сооружения. На заводе появились зенитные установки, сторожевые вышки. Сосновый бор перед плотиной вырубили для обеспечения секторов обстрела. Около плотины установили долговременные огневые точки — ДОТы. Они сохранились до сих пор. В 1975-м году, к 30-летию Победы, один из них оформили в виде памятника. На 9-е мая пионеры, а сейчас скауты, возлагают к Доту цветы, несут почётный караул.

Война. Иваньковская Илиада.

Осенью 1941 года иваньковцы увидели зарево горящего Калинина. После того, как пришёл приказ об эвакуации завода, была сформирована флотилия: пароход “Академик Бах” и две баржи, ведомые буксиром “Семён Будённый”. На баржи погрузили оборудование и зенитные пулемётные установки, на пароходе поплыла документация, сотрудники заводоуправления, семьи. Было погружено и демонтированное оборудование гидроэлектростанции. 16 октября, в мокрый снег и сильный ветер, караван пустился вниз по Волге. В оставшихся цехах занимались ремонтом военной техники. Оставался на своих рабочих местах и персонал гидросооружений. У них был приказ: в случае прорыва немецко-фашистских войск открыть шлюз, чтобы спустить воду из водохранилища, что помешало бы немцам переправиться по льду.

Несколько дней речной караван шёл без остановок — таков был приказ: опасались диверсий. К счастью, налётов авиации не было, однако лиха хватили немало. Быстро кончились сухие пайки. Негде было обогреться, негде помыться. Спали вповалку. Когда стало совсем невмоготу, с барж потребовали пристать к берегу. Руководство долго не решалось нарушить приказ. Тогда с баржи поверх буксира дали очередь из пулемёта. Это подействовало, и караван остановился. От усталости и истощения некоторые не могли без посторонней помощи сойти по трапу, кто-то свалился в ледяную воду. Наконец, весь берег зачернел людьми, запылали костры, народ стал приходить в себя...

Полная драматизма одиссея иваньковцев закончилась под городом Горьким: караван вмёрз в лёд, обозначив таким образом конец навигации. В это время началось контрнаступление наших войск под Москвой, и Тридцатому заводу приказано было вернуться. Добирались до Москвы месяца три; на какое-то время завод осел там. Там же, на московских заводах, осела и значительная часть увезённого из Иваньково оборудования. Весной основанный на новом месте завод ( в районе Тушино), перестроившись, выпустил первый штурмовик Ил-2, а КБ Четверикова той же весной 1942 года вернулось в Иваньково, где, с большим трудом возобновило выпуск гидросамолётов. Номер завода изменился (и изменится ещё не раз), но Тридцатка так и осталась Тридцаткой.

После войны Тридцатка постепенно расширялись, застраивались. К северу от жилого массива Новостройка появились индивидуальные дома. Строились в то же время и четырёхэтажные дома. Были проложены новые улицы, переулки. Значительная часть их содержали в своём названии ясный политический смысл: улицы Советская, Коммунистическая, Октябрьская, Мира, Ленина, Кирова, Урицкого, Стахановская; переулки Горьковский, Фрунзенский, Чапаевский. Давались, впрочем, и названия, лишённые всякого официоза: улица Левобережная, 1-я и 2-я Лесные, Хлебозаводская, переулки Болотный, Песчаный, Волжский, Базарный, Больничный, Восточный, Северный. Никогда не было улицы Сталина.

Индивидуальные дома возникли и к югу от Большой Волги. Там новые улицы назывались проще и человечнее: Речная, Волжская, Лесная, Школьная, Вокзальная, Станционная, Водников, Охотников… и только одна Пролетарская.

Немцы в городе

После войны по улице Стахановской располагался лагерь военнопленных — немцев и венгров (при образовании города Иваньково эта улица была переименована в улицу Свободы). Немцы ходили на работу под конвоем, мадьяры находились на положении расконвоированных. После застройки, при их непосредственном участии, финско-рижского массива, военнопленных перебросили на другое место работы, а в бараки по Стахановской улице добровольно-принудительно переселились работники завода. Бараки были с удобствами во дворе, но для каждого — отдельный деревянный туалет.

Завод № 30 меняет название: “Завод № 1 МАП” (Министерства авиационной промышленности), меняется и профиль его работы. Из Германии поступает оборудование двух заводов: опытного завода фирмы "Юнкерс" и завода менее известной у нас фирмы "Зибель". Рабочий персонал обоих заводов, вместе с семьями, прибывший вслед за оборудованием, был расселен в жилых домах завода № 1. В первую очередь это были освобождённые для них жилые площади по улицам Ленина и Октябрьской, а также построенный военнопленными финско-рижский массив. Персонал и оборудование опытного завода “Юнкерс” (г. Дессау) составили основу ОКБ-1. Главным конструктором ОКБ-2 был Бруно Вильгельмович Бааде, его заместителем — Г. Н. Обрубов. Основу другого конструкторского бюро, ОКБ-2, составили люди из г. Халле и вывезенное оттуда оборудование завода фирмы "Зибель". ОКБ-2 возглавил Хайнц Рёссинг, его заместителем был А. Я. Березняк. Немцы и их советские коллеги работали вместе. Немцы учили русский, их коллеги — немецкий. Молодые советские конструкторы обходились пузырьком с тушью и рейсшиной. Немцы — солидные, аккуратные, в годах, привезли с собой специальные чертёжные станки. Со времён Петра Великого иностранцы в России пользовались льготами и привилегиями, которыми возвышали их над коренными народами России. Традиции эти воспринял и правопреемник России СССР. Немецким специалистам выделили лучшие дома, из имевшихся к тому времени. Зарплата у них была вдвое выше, чем у русских. И всё же немцы были шокированы - в первую очередь, жилищными условиями, в которых они оказались.

До 1949 года все, кто работал с немцами, именовались господами, а с образованием ГДР все снова стали товарищи. Будучи депортированными лицами, немцы свободно гуляли по Иваньково, купались в Волге, ходили за покупками в Немецкий Магазин, их дети учились в Немецкой Школе, построенной в 1946 году (старое здание школы № 3, к которой после переезда школы в новое здание был пристроен в 1986 году так называемый УПУ — учебно-призводственный участок). Свободное время немцы проводили весело, отдыхали с размахом, плавали на байдарках по Московскому морю и обживали его живописные острова; жили своей “немецкой слободой”. Яркое впечатление одного бывшего москвича, ныне жителя нашего города, приехавшего в те годы на Тридцатку. Он приехал сюда, на секретный объект, и что же он видит? Первое, что он видит, — это два немца, которые на дамбе собирают байдарку!

В воспоминаниях современников остался конфликт между двумя работниками завода, немцем и русским. В результате неосторожно брошенной фразы "Русиш швайн" началась драка, и немец был убит. Убийство было непреднамеренным, суд определил наказание в виде лишения свободы сроком на 2 года. Другой конфликт, правда, не с народом, а с властью, закончися куда более благополучно. На немецком вечере, который проходил в здании нынешнего магазина "Грация", один из немцев, "набравшись", вскочил на стол, снял штаны и, наклонившись, повернулся к портрету Сталина, висевшему на стене, так, что его позу никак нельзя было принять за поклон или другой какой-нибудь знак уважения. После этого немец какое-то время провёл в тюрьме, а потом его выпустили, и он снова приступил к работе, как будто ничего и не было: всё тихо, мирно, без суда и следствия — как сказали бы сейчас, разобрались по понятиям.

В середине 1953 года под звуки духового оркестра немцев проводили в ГДР.

Немцы оставили память о себе, оказался востребованным и их опыт. Остались и рослые рыжеволосые мальчишки, матери которых не захотели (или, может быть, не смогли) поехать в Германию вместе с их отцами. Летом 1996 года группа немцев, родители которых работали на ДМЗ, посетила Дубну. В их числе — обер-бургомистр города Дессау г-н Ханс-Георг Отто, чьи мальчишеские годы, с пяти до одиннадцати лет, прошли в Школьном проезде. Он узнал на новой Тридцатке немногое: оставшийся со времён старого базара продуктовый магазин в начале улицы Березняка, место на Московском море, где они в детстве купались. И, наверное, что-то узнал в Кимрах, куда в те годы ездил с мамой (несмотря на то, что это было запрещено). Он до сих пор помнит, как однажды советский офицер подарил ему шоколадку... На вопрос корреспондента "Вестей Дубны", какое впечатление на немецких гостей произвёл праздник города, совпавший с их приездом, г-н Отто ответил кратко: "Нас интересовали места детства. Мы гуляли по ним с утра до ночи и не замечали всего остального".